Россия сумела повторить советские штрафбаты: «Можно самому себе домой похоронку писать»

Бугогардівське козацтво

28/03/2024 AA 0

Чорним шляхом З давніх-давен Середнє Подніпров’я стало вузлом усіх доріг. Безмежні степові гони сприяли становленню вільного, непокірного характеру тих, хто тут проживав. Хай то будуть […]

Фото:  «Банда Рокоссовского». 8-й штрафной батальон. Фото: static.tildacdn.com

29 марта 1945 года секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов направил в ЦК ВКП(б) докладную записку на основании письма помощника политуправления по комсомольской работе 1-го Украинского фронта Цыганкова. Говорилось в записке о судьбе советских людей, угнанных в Германию. Записка длинная; факты, приведенные в ней, — страшные.

Итоги рассмотрения записки мне неизвестны. Штрафные роты упоминаются в записке один раз, пишет издание Novaya.media.

«…В ночь с 14 на 15 февраля 1945 г. в один из фольварков, занимаемых гуртом скота, явилась штрафная рота во главе со старшим лейтенантом (фамилия не установлена), оцепила фольварк, выставила пулеметы, обстреляла и ранила красноармейца, охранявшего общежитие женщин. После этого началось организованное изнасилование находящихся на фольварке освобожденных советских женщин и девушек…»

Вообще-то мне казалось, что на вооружении штрафников пулеметов не было. Хотя…

В. Кулешов в статье «Штрафбатя» пишет, что к штатному стрелковому оружию штрафных формирований относились: у переменного состава — винтовки Мосина обр. 1891/1930 г., у «постоянного состава» — пистолеты-пулеметы Шпагина и Дегтярева, пистолеты «TT», револьверы системы «Наган».

Кроме того, штрафники самостоятельно вооружались трофейным автоматическим оружием и даже ротными минометами. Это позволяло создавать внештатные пулеметные и минометные расчеты, куда назначали наиболее надежных бойцов.

Для выполнения конкретных задач в оперативное подчинение командира подразделения штрафников могли переходить артиллерийские, минометные и даже танковые подразделения. Журналист пишет, что «в 8-м отдельном штрафном батальоне в апреле — ноябре 1943 г. на вооружении состоял легкий танк «Т-60», который штрафники обнаружили подбитым под Севском, отремонтировали и использовали для ведения разведки».

А вот что говорили те, кто сам служил в штрафных формированиях. У всех было по-разному.

С. Ария (в будущем — великий адвокат): «Я попал в штрафроту, где нас было примерно 150 человек. Вооружены мы были только винтовками. Ни автоматов, ни пулеметов у нас не было».

Н. Смирнов:«Нам выдавали автоматы и патронов не жалели. Говорили: «Бери, сколько унесешь». Кроме того, каждому полагались оборонительные гранаты «Ф-1» и наступательные «РГД-33». В бою вооружались сами. У немцев тогда появились фаустпатроны. Я учил своих подчиненных стрелять из них, но они боялись обжечься. Приходилось самому».

Д. Дебольский: «Нас вооружили как обычные стрелковые подразделения: винтовками, пулеметами, автоматами».

Военнослужащие прибывали для прохождения службы в штрафные части и подразделения в своем обмундировании, но уже со споротыми знаками различия и без наград. Лицам, досрочно освобожденным из мест заключения, выдавалась форма одежды рядового состава без знаков различия, как правило, 2-й или 3-й категории. Для «постоянного состава» штрафных подразделений была установлена форма одежды и знаки различия пехоты.

Н. Смирнов: «Одевали штрафников не хуже, чем остальных».

И. Богатырев: «Моя обязанность была принять. Здесь он снимает с себя все: сапоги хромовые, портупею, командное обмундирование. Переодевается и рассказывает, как был осужден. Сдает мне, значит, в каптерку офицерское и становится уже солдатом, пока не искупит вину кровью. Или погибнет и уже не возвращается, или после ранения прибывает к нам, чтобы получить свое прежнее обмундирование».

И. Третьяков: «Какие льготы были у меня как командира штрафной роты: а) оклад 1100 рублей, 5% выслуги, 20% полевых — всего 1375 руб. Командир же обычной стрелковой роты получал 750 руб.; б) за один год и три с половиной месяца дважды повышали в звании; в) где было побольше огонька, там приходилось воевать».

«Штрафбат — проявление гуманизма!»

Так прямо и написал один нынешний генерал. А что, действительно: расстреливать пачками — лучше, что ли?

Вот как докладывал осенью 1941-го заместитель начальника Управления Особых отделов НКВД СССР, комиссар госбезопасности 3-го ранга С. Мильштейн своему начальнику Берии:

«…С начала войны по 10 октября с.г. Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта. Из них оперативными заслонами Особых отделов задержано 249 969 человек и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла — 407 395 военнослужащих. Из числа задержанных Особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 632 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт. В числе арестованных Особыми отделами: шпионов — 1505; диверсантов — 308; изменников — 2621; трусов и паникеров — 2643; дезертиров — 8772; распространителей провокационных слухов — 3987; самострельщиков — 1671; других — 4371. Всего — 25 878.
По постановлениям Особых отделов и по приговорам Военных трибуналов расстреляно 10 201 человек, из них расстреляно перед строем — 3321 человек».

Ни в одной армии мира столько своих солдат не убивали.

Военный юрист A. Долотцев вспоминает: «Много расстреливали. Еще и как расстреливали! Потом даже пришло разъяснение, что нельзя слишком часто и так необоснованно применять трибуналами высшую меру. После приказа № 227 мы хоть на страхе, но стали держаться. А до приказа бежали, когда и надо, и когда нет. Страх был нужен, чтобы заставить людей идти на смерть. И это в самые напряженные бои, когда контратаки, а идти страшно, очень страшно! Встаешь из окопа — ничем не защищен. Не на прогулку ведь — на смерть! Не так просто… Я ходил, иначе как мне людей судить? Потому и аппарат принуждения, и заградотряды, которые стояли сзади. Побежишь — поймают. Двоих-троих расстреляют, остальные — в бой! Не за себя страх, за семью. Ведь если расстреливали, то как врагов народа. А в тылу уже машина НКВД работает: жены, дети, родители — в Сибирь как родственники изменников. Тут и подумаешь, что лучше: сдаваться в плен или не сдаваться? И проявишь героизм, если сзади — пулеметы! Страхом, страхом держали!»

Первые штрафные подразделения в нашей армии были созданы в трагическом июле 1942 года, согласно знаменитому (но до 1988 года — секретному!) приказу Сталина № 227 («Ни шагу назад!»). В нем открыто говорится, что в качестве примера взят «опыт гитлеровских войск». Там же говорилось и о том, что «терпение нашего народа небезгранично».

Заключённых стали отправлять на фронт с января 1942 года. Фото: all-wars.ru

Заключённых стали отправлять на фронт с января 1942 года. Фото: all-wars.ru

Согласно архивным отчетно-статистическим документам, через штрафные батальоны и штрафные роты с момента их создания в 1942-м до расформирования в 1945-м прошли 427 910 штрафников, или 1,24% от суммарной численности бойцов Красной Армии за весь период войны (34 496 700 человек). Это, конечно, «лукавые цифры»: на «советско-немецком» фронте ежегодно состояло по списку 10,5–11,5 млн человек. Однако лишь половина этого личного состава (5–6,5 млн человек) — проходила службу в войсках действующей армии, т.е. воевала. Штрафники же с передовой не уходили.

Штрафные роты представляли собой отдельные воинские части со всеми присущими им атрибутами, обособленные войсковые хозяйства. Рота, речь о которой идет в заметке военного юриста полковника И. Мороза («Красная звезда», 11 апреля 2007 г.), значится в списках многократно: как 1-я отдельная штрафная рота 57-й армии (1942 г.), как 60-я отдельная штрафная рота (1942–1943 гг.) и, наконец, как 128-я отдельная штрафная рота 5-й армии (1943–1945 гг.). В действительности это одна и та же рота. Менялись лишь номер, печать, подчиненность и полевой адрес.

Всего в роте на постоянной основе в разное время, пишет И. Мороз, служили 62 офицера. Из них 16 погибли, 17 получили ранения. Многих щедро награждали.

Орденов Красной Звезды, Славы III степени, медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги» удостоены также 43 красноармейца и сержанта «переменного состава». Награждали, правда, штрафников не очень, но все же награждали.

A. Пыльцын: «На всех штрафников мы, командиры взводов, срочно писали характеристики-реляции, на основании которых шло и освобождение штрафников, и их награждение. А комбат наш Осипов представлял к наградам офицеров батальона. В деле награждения многое, если не все, зависело от командования. Вот генерал Горбатов освободил всех штрафников, побывавших в тылу у немцев, независимо от того, искупили кровью они свою вину или не были ранены, а просто честно и смело воевали. Я об этом говорю потому, что были другие командующие армиями, в составе которых батальону приходилось выполнять разные по сложности и опасности боевые задачи. Однако реакция многих из них на награждение весьма отличалась от горбатовской. Так, командующий 65-й армией генерал Батов Павел Иванович при любом успешном действии батальона принимал решение об оправдании только тех штрафников, которые погибали или по ранению выходили из строя».«Боевая характеристика на отдельную Армейскую Штрафную роту № 3271

На основании приказа Штадива, 327 ОАШР была придана 174 гв. стр. полку 8.8.44 года, роте была поставлена задача по овладению населенного пункта «Хадково». С поставленной задачей рота справилась блестяще, населенный пункт был взят в котором продержались 1,5 суток, за этот период взяты пленные. Из показания пленного, рота дралась с гренадерским батальоном пехоты СС противник которой был перемолот. Уничтожено: 8 пулеметных точек с расчетом и до 2х сот гитлеровцев.

Находясь в обороне отбито 12 контратак противника. Личный состав роты показал себя как стойких преданных Родине бойцов которые заслуживают досрочного освобождения и представлению награждению.

Командный состав роты показал себя как стойких и мужественных командиров заслуживающих в повышении в звании и награждению.

Командир 174 Гвардейского Стрелкового Полка гвардии майор Колмагоров».

Е. Гольбрайх: «Все эти россказни, что у немцев поджилки тряслись при виде атакующей штрафной роты, не имеют под собой никакой основы. Немцам было глубоко плевать, кто на них идет в атаку. Психологически, наверное, немцам было тяжело воевать против штрафных офицерских батальонов — слишком велико желание штрафбатовцев искупить кровью свои «грехи» перед Родиной… Но воевали немцы толково, умело и храбро, как ни тяжело это признавать».

Кто попадал в штрафные подразделения?

Не выполнив боевой задачи по обеспечению доставки «переправочных средств» к месту форсирования 27-й гвардейской стрелковой дивизией реки Висла, гвардии майор Сазонов П.И. был осужден военным трибуналом «к лишению свободы сроком на десять лет, с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий, с направлением его в штрафной батальон».

Такой же срок, но с разжалованием, получил начальник финчасти 137-го гвардейского полка 47-й гвардейской отдельной дивизии капитан интендантской службы Кильдюшов П.В., который, как сказано в приказе № 00105 от 16 августа 1944 г., «забыв о чести офицера и элементарной бдительности, занялся пьянством с неизвестными лицами», в результате чего у него были похищены лошадь, 3 тысячи рублей, часы, 27 вкладных книжек офицеров на сумму более 29 тысяч рублей, почтовые переводы на сумму более 22 тысяч рублей, удостоверение личности, партийный билет и другие документы. Ему также заменили наказание переводом в «штрафной» разряд.

Старший лейтенант Герасимов Военным трибуналом был осужден также к 10 годам лишения свободы за подрыв и дискредитацию воинской чести и достоинства — оставив свою батарею, он самовольно уехал в г. Люблин, где напился и «в таком виде, через два дня, был подобран в городе, где служил предметом насмешек жителей». Для «искупления» его направили в штрафбат.

A. Пыльцын: «Нештатным «начальником штаба» (проще говоря — взводным писарем) был у меня капитан-лейтенант Северного флота Виноградов. Он прекрасно владел немецким языком, но, как ни странно, именно это знание языка противника и привело его к нам в ШБ. Будучи начальником какого-то подразделения флотской мастерской по ремонту корабельных радиостанций, он во время проверки отремонтированной рации на прием на разных диапазонах наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной стал ее переводить на русский в присутствии подчиненных. Кто-то донес об этом то ли в Особый отдел, то ли в прокуратуру, и в результате получил Виноградов два месяца штрафбата «за пособничество вражеской пропаганде»… А взял я его к себе в этом качестве потому, что он обладал почти каллиграфическим почерком, к тому же мог сгодиться как переводчик, хотя я сам немецкий знал сравнительно неплохо».

И. Суман: «Мне в армии не повезло с командиром — редкая была сволочь. Невзлюбил меня страшно, прямо говорил: «Вы, молдаване, вино с детства пьете, поэтому все такие тупые». В войну ссориться с командиром — гиблое дело. А тут я еще после боя возьми да и похвали вслух немцев за хороший пулемет. У нас, понимаешь, чтобы во время боя поменять у ручного пулемета раскаленный ствол, нужно было минут пять. За это время тебя раз пять убить могли. А у немецкого — рычажок повернул, пружина ствол выбросила, новый надел, и через 30 секунд — ты в бою. В общем, не сдержался я, а командир сзади был. Кончилось это дело штрафной ротой. Это можно было садиться и самому себе домой похоронку писать».

А. Мороз (однофамилец И. Мороза) в статье «Штрафная рота» пишет: «Неиссякаемым потоком в штрафные роты направлялись те, кто при отступлении Красной Армии в первые недели и месяцы войны дезертировал и осел на оккупированной противником территории, а также частично — освобожденные из вражеского плена. Если отставший от армии при сомнительных обстоятельствах не предпринимал попыток выхода к своим, но и с оккупационными властями не сотрудничал, то он направлялся в штрафную роту на один месяц. Служившие при немцах старостами, полицаями получали два месяца. А служившие в немецкой армии или в так называемой Российской освободительной армии (РОА), у предателя Власова, — три».

Одним из источников комплектования штрафных частей были красноармейцы, попавшие в немецкий плен, окруженцы, отставшие при отступлении от своих войск и оставшиеся на оккупированной территории.

И. Коржик: «В сентябре 1943 года после освобождения нашими войсками Переяслава наш партизанский отряд имени Чапаева был расформирован. Часть партизан ушла на запад, а нас, несколько десятков офицеров, направили в Рязань, как позже выяснилось, на спецпроверку. А затем всех — в штрафбат. Все мы, от младшего лейтенанта до полковника, в свое время попали в окружение в районе Киева. В чем была наша вина? В том, что не застрелились. После трехмесячной проверки все оказались «чистыми» — не сотрудничали с немцами, не изменники Родины. Казалось бы, надо просто направить людей в воинские части по специальности, но… В батальоне было 1200 офицеров, в том числе 25 полковников, которых на старости лет сделали рядовыми. Всем нам выдали красноармейские книжки».

И. Третьяков: «За год и три месяца моей службы как командира штрафной роты пришлось формировать и воевать с девятью наборами численностью от 250 до 560 человек. Контингент поступал из осужденных. Командир, согласно положению, определял срок: приговор до 5 лет — 1 месяц штрафной, до 7 лет — 2 месяца, до 10 лет — 3 месяца. Контингент поступал из Москвы — из Таганской тюрьмы, из пересылки на Стромынке — 7 наборов; один набор — из Закавказья; еще один — полицаи и старосты из Орловской и Курской областей… В штрафном батальоне были разжалованные командиры. После отбытия наказания командование возбуждало ходатайство, им присваивали звание и оставляли у нас командирами взводов».

Кроме нарушителей воинской дисциплины, пришлось обращаться и к обитателям гражданских тюрем. Складывались и схемы такого перевода. Как правило, заключенный, изъявивший желание отправиться на передовую, должен был подать соответствующее заявление, которое поступало в судебные органы. Последние, рассмотрев дела заявителей, с учетом «тяжести содеянного» и личностных характеристик осужденного принимали решение о его дальнейшей судьбе.

После этого в лагерь передавались списки тех, кому было позволено «искупить свою вину перед Родиной», и под охраной они доставлялись в расположение штрафной роты, где под расписку передавались командованию. Наряду с этим практиковалось пополнение штрафных рот путем «вербовки» представителями командования штрафрот непосредственно в местах заключения.

Д. Дебольский так описывает подобную процедуру: «Приезжаем (вместе с командиром штрафроты) в тюрьму. Народу — человек 500 стоит во внутреннем дворе. Начальник тюрьмы вышел на середину и говорит: «Приехал за пополнением лейтенант. Кто хочет воевать?» Шагнули все без исключения».

Точно так же набирал своих первых штрафников и Ф. Акатьев: «Поехали мы в «специальную зону» — на строительство нефтепровода, где работы выполняли 15 тысяч заключенных, осужденных на сроки от пяти лет и более. …Агитировать и искать желающих пойти на фронт нам не пришлось». Тем самым для зачисления в штрафное подразделение «спецконтингента» в первую очередь требовалось их собственное волеизъявление либо согласие на отправку на фронт. Если в сопроводительных документах срок пребывания в штрафной части осужденным, доставлявшимся из лагерей и тюрем, не был определен, то его на месте устанавливал командир роты. При этом следовало исходить из следующего правила: приговор 5 лет и менее — один месяц, до 8 лет — два месяца, до 10 лет — три месяца.

Абсолютно нетипична судьба целого полка — 214-го кавалерийского, который приказом И.В. Сталина № 0380 от 23 ноября 1944 г. был всем составом переведен в разряд штрафных в связи с утерей Боевого Красного Знамени. Личному составу полка было объявлено, что «искупить свою вину перед Родиной» они должны в боях с врагом.

При этом срок «штрафного» состояния для них четко определен не был. Как минимум он мог составить чуть более двух месяцев, поскольку Военный совет 3-го Украинского фронта обязывался к 1 февраля 1945 г. «донести о боевой деятельности 214-го кавалерийского полка для решения вопроса о возможности снятия наказания и выдачи полку вновь Боевого Красного Знамени».

По воспоминаниям тех, кому довелось командовать «особым» контингентом, обращение «штрафной рядовой» почти не практиковалось и слов «гражданин начальник» в ходу не было, к офицерам обращались по званию — например, «товарищ лейтенант» и др. Как отмечает Е.А. Гольбрайх,

«к штрафникам старались относиться как к обычным солдатам, с уважением говорили с каждым (…) если командир роты вел себя как последняя сволочь или своей безграничной властью расстреливал тех, кто ему не понравился, то шансов схлопотать пулю в ближайшем бою от «своих подопечных» у него было немало».

Это подтверждает и бывший командир взвода 322-й Отдельной армейской штрафной роты М. Ключко: «Показывать своим отношением, что я выше их (штрафников), означало не вернуться живым после первого же боя». К примеру, вновь прибывший в упомянутую 322-ю штрафную роту молодой офицер во время построения в ответ на грубый словесный выпад в свою сторону выхватил пистолет и выстрелил, ранив несколько штрафников. Сразу после этого происшествия во время очередного боя он был убит. Такая же участь постигла и командира 217-й Отдельной штрафной армейской роты из-за того, что всех осужденных он называл урками».

Женская доля

Согласно приведенной генерал-майором в отставке А. Пыльцыным выписке из приказа № 190257 от 26 августа 1943 г., «в период наступательных боев в районе деревни Соковники бывший боец переменного состава Лукьянчикова Пелагея Ивановна, исполняя должность санитара стрелковой роты, самоотверженно презирая смерть, оказывала помощь раненым непосредственно на поле боя. В период боев с 15 по 24 июля ею вынесено 47 раненых бойцов с их оружием». Отмечая героизм, проявленный Лукьянчиковой П.И., командование объявило ей благодарность и представило к правительственной награде.

Но она была не единственной, кому пришлось «искупать свою вину перед Родиной» в 8-м отдельном штрафном батальоне. Такое же наказание было определено еще восьми женщинам. При этом, как отмечает А. Пыльцын,

для «искупления» им не выдавалось оружие, а «вручались санитарные сумки» и определялись задачи, «связанные с оказанием помощи раненым».

С фактом перевода женщин в штрафники в своей фронтовой судьбе столкнулся и бывший агитатор одной из штрафных рот И. Рощин. В свое время он стал свидетелем зачисления в штрафроту семи девушек-медсестер, вина которых состояла в том, что, когда все отступали, они тоже бежали, «пока их не остановил заградотряд».

Случаи включения женщин в ряды штрафников подтверждает и исследователь Ю. Рубцов, имеющий в своем распоряжении Справку Управления делами Министерства обороны СССР, в которой говорится, что «Военным Трибуналом 164-й стрелковой дивизии была осуждена с направлением в штрафную роту военнослужащая Кондратьева. Действуя в составе ОШР 264, приданной 379-й стрелковой дивизии, она отличилась в бою 13 марта 1943 г., после чего была не только освобождена от наказания, но и в числе восьми штрафников за мужество и героизм представлена к государственной награде».

Звездочки!

Выписываю из повести «Гу-га» Мориса Симашко — одной из первых, прорвавших заговор молчания вокруг штрафных подразделений. Когда-то, помню, возник вокруг нее невероятный шум. Писателя, естественно, обвиняли в клевете на армию-победительницу.

Сейчас рассказанное Симашко воспринимается едва ли не как «лакировка действительности».

«…Что-то нужно мне сделать. Это второй день уже мучает меня. Иду опять к старшине, стою перед деревянной доской, разгораживающей склад. Наши ждут на улице. Старшина сначала не понимает, чего мне надо.

— Звездочки, — повторяю я.

Он достает коробку из-под яичного порошка, долго роется там и подает мне горсть красных металлических звездочек. Пересчитываю — их восемнадцать. Пацаны сами уже все достали себе. Раздаю эти звездочки, и мы крепим их к грязным мокрым пилоткам. Погоны у старшины есть только парадные, того же цвета, что околыш на его фуражке. Мы их не берем.

Опять уходим к себе вниз, и лейтенант Ченцов идет с нами. Всю ночь не спим. Костер разжигаем до неба, едим и пьем, что осталось в канистре…

Весь следующий день сижу в штабе и вместе с писарем-сержантом заполняю списки. Куча личных знаков лежит на столе. Один только листик бумаги на каждого из нас. И мой есть, и Шурки Бочкова, и Кладовщика… Читаю: «Даньковец Анатолий Федотович, место жительства — Херсон… курсы счетоводов… перчаточная артель «Заря», помощник бухгалтера…» Сижу и все не могу отложить эту бумагу. Горький комок вины стоит у меня в горле.

— Гу-га, — тихо говорю я.

На меня смотрят удивленно.

Лейтенант Ченцов не может писать. Кровь у него перестала идти, но каждые две-три минуты трясется голова. Он только подписывает бумаги вместе со старшим лейтенантом».

О больших потерях штрафных частей и подразделений пишут авторы вполне официального труда «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование». Только в 1944 году общие потери личного состава (убитые, умершие, раненые и заболевшие) всех штрафных частей составили 170 298 человек постоянного состава и штрафников. Среднемесячные потери постоянного и переменного состава достигали 14 191 человек, или 52% от среднемесячной их численности (27 326 человек). Это было в 3–6 раз больше, чем среднемесячные потери личного состава в обычных войсках в наступательных операциях 1944 года. 

Павел Гутионтов,  опубликовано в издании Novaya.media

MIXADV

цікаве